По маленьким дорожкам - Татьяна Мищенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Опять эта безголовая шторы не задёрнула, – переворачиваясь на другой бок, пытаясь таким образом спастись от бьющего в глаза солнца, проворчал Лопухов.
Он уже протрезвел, а потому быстро вспомнил, что «безголовая» отчалила в неизвестном направлении, и ругать следовало исключительно себя. Чтобы больше не думать о жене, Лопухов резво соскочил с кровати, и тут же скривился от резкой боли в голове. «Проклятое похмелье!», – плюнув с досады на ковёр, разозлился «недужный». «Ну, ничего, потерпи моя головушка, заначка, кажись, имеется, и я быстро приведу тебя в надлежащий вид!». Сие обещание вернуло радость бытия, и от предвкушения скорейшей поправки здоровья, Ермолай отправился выполнять ежеутренние гигиенические процедуры.
В ванной комнате Лопухов долго возился с наполовину высохшими, соответственно наполовину мокрыми костюмом и рубашкой. Кое-как отодрав от тела замызганные вещи, он сунул их одним скопом в стиральную машину.
Выйдя из ванной комнаты, вдруг услышал звук работающего телевизора. Это показалось чрезвычайно странным, так как Ермолай твёрдо помнил, что в комнату, в которой стоит телевизор, ещё не входил. «Неужто Ленка вернулась?», – обрадовавшись до неприличия, подумал слабохарактерный супруг, заглядывая в комнату.
На диване сидел абсолютно незнакомый мальчик. Открыв рот, приковав намертво взор к экрану, ребёнок смотрел мультфильм.
– Эй! – осторожно окликнул Лопухов благодарного телезрителя.
Мальчишка вздрогнул от неожиданности и, оторвавшись от увлекательного зрелища, не закрывая рта, также внимательно, как прежде смотрел на экран, уставился на Ермолая.
– Ты чего тут делаешь? – грозно поинтересовался хозяин квартиры.
– Мультики смотрю, – ответствовал ребёнок.
– Это я понял, но почему в моём доме?
– Так вы же сами меня вчера позвали к себе жить.
Ермолаю оставалось только досадовать на себя и свои слабости. Нужно как можно скорее выпроводить пацана, да и дело с концом.
– Это я, вероятно, пошутил, – глупо улыбаясь, пояснил Лопухов. —Выпил вчера немного и совершенно не понимал что говорю.
По расчётам Ермолая, мальчишка должен был встать и покинуть квартиру, но отчего-то ребёнок не спешил трогаться с места. «Экий непонятливый!», – невольно скривившись, с досадой подумал Лопухов.
– У тебя родители есть? – решил зайти с другого конца забывчивый пьяница.
– Мама болеет… наверное….
– Как это, наверное? – не понял Ермолай.
– Ну, я точно не знаю.
– Хорошо, то есть не хорошо конечно, в общем… Ну, а отец? Отец то есть у тебя?
– Так вы и есть мой папа. Вчера вы сказали, что мы будем жить вдвоём, и никто на свете нам не нужен.
Такого поворота событий Ермолай никак не ожидал. Он совершенно не помнил, где и с кем вчера пил водку, не помнил также, каким образом обзавёлся ещё одним «сыном». Однако мальчишка, похоже, абсолютно искренне считает его своим отцом. Нужно выяснить, отчего у ребёнка возникла такая уверенность.
Лопухов поклялся себе, что если выпутается из этой истории, завяжет с водкой раз и навсегда. Разве с трезвым человеком случилось бы такой, мягко говоря, казус?
– Пошли на кухню, – скомандовал Ермолай, – потолкуем по душам.
Слушая пацана, Лопухов курил сигарету за сигаретой, и конца краю этому никотиновому самоотравлению не было. А мальчик, пересказывая события своей жизни, очень сильно волновался, запинался то и дело, путался, вспоминал новые подробности. Наконец умаявшись после тяжёлого повествования, замолчал, давая роздых душе. Лопухов же всё никак не мог переварить услышанное и собрать мозги в кучу, чтобы хоть как-то упорядочить скачущие как бешеные белки мысли.
До трёх лет Вова жил с мамой. Мама была красивая и добрая, и безгранично любила своего сына. Вовкин папа всегда жил отдельно, по какой причине мальчик не знал. Потом, мама сильно заболела, и вынуждена была сдать ребёнка в детский дом, где он и провёл последние шесть лет.
В постоянной тоске и мыслях о матери тянулись серые однообразные детдомовские дни. И только надежда на то, что мама рано или поздно приедет и заберёт его с собой, позволяла выживать в трудных сиротских условиях.
Три дня назад, к Вове подошла уборщица баба Галя и велела ему после занятий прийти к ней в каморку. Бабу Галю Вовка любил. Она частенько приносила ему тайком разные вкусности, называла хорошим мальчиком и иногда даже забирала к себе домой. Едва отсидев положенные уроки, Вовка в предвкушении сладкого пира, со всех ног помчался в каморку. Баба Галя сидела возле окошка и тихонько плакала.
– Входи, – не поворачивая головы, хлюпая беспрестанно носом, пригласила женщина Вовку.
В каморке и без того маленькой, размещался уборщицкий скарб – вёдра, швабры, веники, коробки с порошком, и потому, когда Вовка ступил в тесное помещение, ему буквально негде было ступить и он так и застыл возле порога.
Баба Галя приказала затворить дверь и слушать её очень внимательно. Вовка испугался. Его ребячья душа почуяла беду, но он держался из последних сил, стараясь не выказать волнения. Баба Галя не спешила начать разговор, и Вовка не выдержав, с замиранием сердца спросил:
– Моя мама умерла?
Баба Галя наконец повернулась к нему, и взяв за руку, притянула к себе. Усадив Вовку на колени, женщина полушёпотом сообщила:
– Нет, с твоей мамой всё в порядке. Только ты должен уехать отсюда.
Вовка подумал, что баба Галя просто шутит, и вздохнув с облегчением, прижавшись к тёплой груди, стал гладить её руку, представляя что, сидит на коленях у мамы. Но баба Галя не шутила, а достав из кармана халата клочок бумаги, сунула его Вовке.
– По этому адресу живёт твой отец. До поры до времени ты должен пожить у него. Думаю, не прогонит тебя, всё-таки родная кровь. Ты ему скажи, что это ненадолго. А потом, приедет мама и заберёт тебя домой.
– Навсегда? – боясь поверить своему счастью, спросил Вовка.
– Ну конечно навсегда, она ведь тебя любит, и всё это время ни на минуту не забывала о тебе. Просто она сейчас болеет, и не может к тебе приехать.
В пятницу баба Галя попросила разрешения у директрисы взять мальчика на выходные к себе. Просьба не показалась необычной, так как женщина делала это уже не раз. Но вместо того, чтобы отвести Вовку к себе домой, она повела его на железнодорожную станцию. Там она купила билет, сунула во взмокшую от волнения детскую ручку денежную мелочь и посадила пацанёнка на электричку. В детдоме она скажет, что Вовка удрал от неё в воскресенье, так что поиски раньше означенного дня никто не начнёт. За это время мальчик должен успеть добраться до места назначения.
Лопухов никогда не отличался целомудрием, и время от времени заводил необременительные романы. Впрочем, сильно не увлекался. Если чувствовал что очередная пассия, не обладающая чувством юмора, начинает воспринимать любовную интрижку слишком серьёзно, моментально давал задний ход, и, как правило, выходил сухим из воды.
Гипотетически у Ермолая могли быть дети на стороне. Но ведь это только гипотетически. И в данном конкретном случае он очень сильно сомневается в своём отцовстве. Как-никак он медик по образованию и понятие контрацепции ему хорошо известно. Возможно, мать мальчика просто сумасшедшая, и назвала первое попавшееся имя? Но на жёваном клочке бумаги, в который теперь тупо пялился Ермолай, был обозначен именно его адрес. Правда, без указания имени и фамилии.
А быть может это низкая женская месть? И какая-нибудь разухабистая бабёнка решив отомстить, пытается навязать нагулянное без помощи Ермолая чадо?
Или всё же это его сын? Но кто же из его женщин мог выкинуть такой фортель? На этот вопрос Ермолай ответить не мог. Для того, чтобы упомнить всех своих возлюбленных нужно сильно напрячь память. Да и нет никакой гарантии, что женщину можно будет вычислить. Но Лопухов всё же решил попробовать.
– Сколько тебе лет? – приступил к допросу новоиспечённый папаша.
– Девять, – поспешно ответил Вовка.
– Ну а день рождение у тебя когда?
– В ноябре. Десятого ноября.
– Значит, – глубокомысленно протянул Ермолай, – в ноябре тебе исполниться десять лет?
– Да. Десятого ноября, – вновь напомнил ребёнок.
«Значит, женщина забеременела… Так… Если отсчитать обратно девять месяцев…». Лопухов погрузился в математические расчёты: «… октябрь, сентябрь, август, июль, июнь, сентябрь… нет, май, март… нет, апрель, март… чёрт, когда же эта ненормальная забеременела?!». Основательно вспотев, Ермолай начал подсчёт заново.
– Ты в срок родился?
– Как это? – отчего-то испугавшись, спросил Вовка.
Ермолай понял, что сморозил глупость. Спустя полчаса, путём нечеловеческого напряжения мысли и наисложнейших вычислений, ему удалось, наконец, выяснить, что Вовкина мамаша забеременела в феврале. Теперь нужно выяснить в каком году произошло сие знаменательное событие.